Татьяна Тризна живет в Бобруйске с 1958 года. О жизни в городе 1960-70-х она помнит многое, причем с такими подробностями!
Татьяне Ивановне – 65, она родилась в Калининграде, но всю жизнь живет в Бобруйске. Сейчас – в знаменитом доме-«скворечнике» на Минской, а в детстве-юности – в совсем другом районе, от которого остались только воспоминания.
Летчик и зенитчица
Ее отец Иван Павлович Койпиш – из Кировска, мать Серафима Тимофеевна Богданова – из деревни Пищалкино, что под Вышним Волочком в Тверской области России. Познакомились родители на войне.
– Папа был летчиком, он даже лишний год себе приписал, чтобы взяли в авиаучилище. Тогда с документами схитрить проще было, и подобные манипуляции были нередки, – рассказывает Татьяна Ивановна. – А мама в июле 42-го ушла на фронт добровольцем и зимой уже встретила будущего мужа. Она была зенитчицей – так и познакомились. Его сбили, и он приземлился рядом с ее частью. Скорее, так совпало, но для красоты картины семейная история умалчивает, кто его сбил. Починили ему самолет, он улетел, но ее не забыл, и она его искала. И после войны написала ему в часть и нашла.
Потом Иван Койпиш служил в Кенигсберге – уже Калининграде, в морской авиации, в Таллине. Стал штурманом – американцы давали самолеты, и он перегонял их с Дальнего Востока в Европу.
У Ивана и Серафимы родились дочь Люда и сын Вова.
– А 2 февраля 58-го родилась я, и папа в тот же день демобилизовался. И переехали в Бобруйск – поближе к его родителям. Хотя мама хотела в Минск.
Про войну родители говорить не любили, на разные парадные сборы не ходили. Только говорили детям: «Не дай Бог вам это узнать!»
Три года семья Койпиш жила на съемной квартире на улице Куйбышева. А в 1961-м там же построили трехэтажные дома, и им дали квартиру как бывшим военным.
Иван 10 лет работал на заводе РТИ, а с 1968-го – на лесокомбинате как называли его в народе (Бобруйском производственном деревообрабатывающем объединении «Бобруйскдрев», теперь «ФанДОК»). Бывший летчик был слесарем контрольно-измерительных приборов 6-го разряда в отделе главного метролога. На пенсию ушел в 70 лет, в 1991-м.
А Серафима поначалу не работала – потому что детских садиков не было, а детей трое. Потом работала на «Бобруйскдреве», получила травму руки и группу инвалидности. Когда группу сняли, работала в овощеторге и на заводе ДВП (который ранее был при «Бобруйскдреве»).
Связь с городом – «11-й номер»
На всем большом пространстве, от улицы Шмидта до Куйбышева и «Бобруйскдрева», на месте теперешнего Георгиевского проспекта был частный сектор и двухэтажные бараки. Внутри этого района были детский сад и стадион, на котором до конца 80-х проводились даже матчи на первенство Беларуси. Сейчас улица Шмидта заканчивается там, где стадион начинался (по ее левой стороне).
Напротив стадиона, на углу Шмидта и Володарского, вспоминает Татьяна Тризна, был «Свинячий базар» – туда съезжались и деревенские, и городские, можно было купить и сало, и поросят. (Официально он назывался колхозный рынок «Северный», а за баней, на Красноармейской, тогда рынка не было). В начале улицы Шмидта, на углу с Минской, где с 1969 года стоит библиотека, до того был дощатый магазинчик. А между Шмидта и Куйбышева были переулки – Белорусский, Индустриальный и другие, сейчас от некоторых из них остались кусочки, другие исчезли.
– А улица Куйбышева доходила до Минской, заканчивалась ровно напротив «1000 мелочей» (еще недавно был такой магазин), – рассказывает Татьяна Ивановна. – Туда же доходил лесокомбинатский забор, «Бобруйскдрев» собирался строить там новый цех. А перед ним стояли бараки-коммуналки. В одной квартире жили по три семьи, а когда стали расселяться, оставшиеся жили в трехкомнатной. А теперь улица Куйбышева заканчивается на бывшем переулке Куйбышева (и то на половине улицы после Володарского – сплошные гаражи).
На карте Бобруйска 1976 года (изданной Главным управлением геодезии и картографии СССР) сеть переулков между улицами Шмидта и Куйбышева не показана, ближайшая к Минской неподписанная дорога между ними – район переулка Куйбышева. А теперешние улицы Войкова и Садовая тут слиты в одну, это, скорее, недочет карты. Но есть Дом культуры «Бобруйскдрева», стадион и рынок «Северный» (он же «Свинячий базар»). А значком «У» мы обозначили первый бобруйский универсам, где работала Татьяна Тризна. Видно, что тогда значимой магистралью считалась улица Володарского, а не Ленина, и показаны автобусные маршруты.
В этот район ходили только два автобуса, вспоминает Татьяна Ивановна – №1 с Дзержинки до комбината и №6 оттуда же по Пушкина – Володарского – Шмидта и Ленина до Кривого Крюка и Назаровки. «Шестерка» сохранилась до наших дней практически неизменной, только растянулась на концах. А билет на автобус стоил 4 копейки, потом – 5 и продавался по немыслимой технологии:
– В салоне была коробочка прозрачная с ручкой сбоку. Кидаешь в прорезь монетки, крутишь ручку – монетки по ленте съезжают вниз, а тебе выкручивается билетик. Чудо техники работало на доверии. В основном работало, стыдно было надурить простодушный механизм. Но бывало, конечно, что кидали 2 копейки, а откручивали три билета. Недолго продержалось.
А тогда, такое впечатление, что автобусов было действительно только два, поэтому вместо «шестерки» и «одинки» бобруйчане 60-70-х пользовались «одиннадцатым».
– Ждать автобусов надо было час-полтора, а то и еще дольше! – вспоминает Татьяна Ивановна. – Поэтому по всему району, в магазины на Минской мы ходили пешкодралом. То есть связь между районом «ФанДОКа» и городом была «11-й номер» – две ноги. «Ты как добиралась? – На 11-м номере», – так мы шутили.
Углубленный английский с туалетами на улице
Школа для этого района была 14-я, на ул. Ленина, сейчас это 2-я гимназия на углу с Георгиевским проспектом. Вспоминая школу, Татьяна не нахвалится на нее, и не только потому, что та была с углубленным изучением английского, хоть это и вспоминается первым. И несмотря на то, что долгое время туалеты были на улице.
– До четвертого класса даже зимой бегали на улицу. Были туалеты и на этажах, но постоянно закрытые. В школе были шикарные широченные коридоры с паркетными полами. За ними следил специальный полотер, иногда и ученики помогали. Потом решили школу испортить, – смеется собеседница, – и с моего восьмого класса достроили на коридорах новые классы для английского. В классах было слышно, что делается в соседних, а коридоры стали узкие.
При школе был свой стадион и садик-огород с теплицами, выращивали яблоки, морковь. И даже машина была своя, грузовичок маленький – и хлопцы на трудах занимались не только столяркой, но и автоделом. Прав не получали, но машину изучали.
Как сейчас День знаний, так был Пробный день 30 августа. Рассказывали, что будет, что нужно, иногда приносили цветы. А 1-го был первый обычный учебный день.
Директором у нас был Александр Белокурский – компанейский, всех учеников знал: «Таня, чего плачешь?» Потом пришел Герасим Степанович Матрусов, строгий такой, все ученики насторожились. А потом привыкли, и все было нормально.
«Ты с ним ходишь?»
Такой бедный по инфраструктуре район прекрасно подходил для детских игр. Сеть переулков выводила то к стадиону, то к реке. Играли то в футбол, то в «войну», двор на двор. Девчонки куклам одежки делали, в «торговлю» играли. Юная Татьяна про торговлю запомнила, но играла часто с мальчиками. Купаться бегали в Назаровку или на городской пляж.
– А за Домом культуры до теперешней гостиницы «ФанДОКа» был парк с фонтаном – мы и там купались с пацанами. Зимой на районном стадионе был каток, а раздевалок не было – коньки надевали дома. На коньках до стадиона дойдешь, накатаешься... и – домой ползком. Когда стали постарше, появились другие развлечения. За несколько лет до нас наши старшие друзья говорили друг дружке: «Пойдем походим!» и просто слонялись по району, а мы – уже в клуб. Даже насчет встречаться с мальчиками говорили: «Ты с ним ходишь?»
Я не ходила. Мой первый мальчик, с которым подружилась, вон лежит на диване, мой муж. Мы с Петей из одного двора и на всю жизнь.
Разводы, кстати, тогда были редки. Отец, например, летчик, передовик – что, если бы дочь сказала «Я развожусь»? Мне, может, ничего бы не было, но это ж какой позор.
Друг детства, а после и муж Татьяны, Петр Тризна и работал вместе с тестем на «Бобруйскдреве». А в апреле 1985-го Тризны стали первыми жильцами необычного дома-«скворечника» на Минской.
Рубль был – целое состояние
После школы, в 1976 году, Татьяна Койпиш окончила Бобруйское торговое училище и поступила в Минский техникум советской торговли. Заочно, потому что вскоре, в 1978-м, стала Татьяной Тризной, и муж тоже учился. Отучиться успела:
– В июне 1979-го утром сдала экзамен и вечером родила дочку.
И уже с 1976-го, сразу после училища, Татьяна работала. Неподалеку от своего района, в магазине №61 на Минской, 87, под девятиэтажкой напротив ул. Шмидта. В первом в Бобруйске универсаме самообслуживания, который только что открылся – в 1975 году. Сейчас там четыре магазина, а был один – 900 квадратов, самый большой в городе из продуктовых.
– Тогда «с улицы» не брали, швея не могла за кассу сесть. Все после учебы, по комсомольским путевкам, и заведующие сами отбирали. В результате у нас 17 лет был один и тот же коллектив, ни одного увольнения! – рассказывает Татьяна Ивановна.
– После экзаменов в училище и практики нам завмаг Николай Спиридонович Артамонов свои экзамены устроил. Сам составил билеты, проверял математику и работу со счетами. Я с тех пор быстро в уме считаю. Но только с одной стороны, – смеется она. – Если меня за прилавок поставить, мигом все посчитаю, а если с другой стороны, как покупатель – включается тормоз и могу поду-у-умать.
В универсаме Татьяна Тризна проработала 30 лет. В магазине ассортимент был небогатый, а цены не менялись, оставаясь, как в ее детстве. С тех пор она помнит все советские цены на все продукты. Проверим.
– Я еще в школе училась, а печеньки да пончики были по тем же ценам, что потом на работе в магазине! – говорит Татьяна Ивановна. – Пирожок с повидлом – 5 копеек, с ливеркой или капустой – тоже 5, с мясом – 10. Порция винегрета – 4 копейки. 20 копеек – полный школьный обед, и можно было все не брать, а выбирать. Так и экономили на кино с мороженым. Мороженое, кстати, было 7 копеек – ягодное в картонном стаканчике, пломбир – 20 копеек, все на палочках, из них мы делали всякие самолетики. Возле магазинов и перед ДК лесокомбината в моем детстве продавали на тележке развесное мороженое из бидона, обложенного льдом в опилках. Продали – лед выкидывали на дорогу.
Детям на карманные расходы давали по рублю, и это было целое состояние! Даже когда я в 78-м вышла замуж, на рубль можно было вдвоем прожить день.
Итак, советские цены на продукты (Бобруйск, 1970-80 г.) от работницы бобруйского универсама Татьяны Тризны:
- Хлеб черный «кирпич» – 14 коп., серый – 16 коп., белый – 20 коп.; батон – 18 коп.
- Сайки – по 7 коп. (их пекли слепленными в гармошку по 5 штук: хочешь, отламывай, хочешь, бери все), слойка с маком – 7 коп., печенье «Штучное» – 7 коп., булочка «Снежинка» – 8 коп., коржик молочный – 8 коп., коробка с тремя кексами – 48 коп.
- Молоко в треугольных пакетах 0,5 л – 14 коп., сметана на развес нежирная – 1 руб. 10 коп. за литр, жирная – 1 руб. 30 коп., фасованная в стеклянных банках 200 г – 39 коп., сливки 250 г – 33 коп. (из них баночка – 10 коп., бутылка – 15 коп., можно было сдать).
- Картошка – 8-12 коп./кг, капуста – 8 коп./кг (не брали, ждали пока станет по 6).
- Куры, цыплята с лапами и головой – 1,60-2,50 руб./кг, позже, но еще при Союзе, появились импортные бройлерные в пакетах по 3,20 руб., утята – 1,20 руб./кг, утки – 1,80 руб./кг, гуси иногда бывали и по 90 коп./кг, свинина по сортам – 1,85-2,05 руб./кг, вырезка – 3,30, говядина на кости – 1,95.
- Сардельки говяжьи – 1,30 руб./кг, колбаса «Докторская» – 2,20, «Краковская» – 3,30, пачка 250 г фарша говяжьего – 40 коп., свино-говяжьего «Домашнего» – 50 коп., пельмени двух видов 400 г – 40 коп., полуфабрикаты котлет – 11 коп./штука (их брали и по три десятка, но дома переделывали). Это то, что люди часто брали по пути с работы.
- Минтай с головой – 41 коп./кг, без головы – 58 коп., окунь с головой – 58 коп., без головы – 86 коп.
– Были перебои, было, что только сало на прилавках, но голода не помню, – утверждает Татьяна Тризна. – У каждого в холодильнике было и масло, и прочее, и «оливье» на Новый год. Не было джинсов – были штаны, напялишь и пойдешь гулять до вечера. «Изгваздаешься», порвешь – мать по лбу даст, потом новые купит. Родственники в деревне, большой частный сектор в городе, и во дворах многоквартирных домов сараи стояли, в которых то бочки с капустой, а то и кабанчик. Не помню, чтобы нечего было есть.
Денис НОСОВ. Фото из архива героини. «ВБ»
