Сегодня, 26 апреля, 38-я годовщина аварии на Чернобыльской АЭС. 11 лет назад, также в преддверии этой печальной даты, журналист komkur.info побывал в нескольких районах Могилевской области, попавших в зону отселения. Давайте вспомним этот материал.
26 апреля мы будем отмечать… Нет, не будем. Подобные даты обычно не отмечают. Их просто вспоминают. Начало Великой Отечественной, уничтожение Хатыни, Чернобыль. Черным маркером прошли эти дни по истории Беларуси и ее жителей. Время, конечно, неумолимо, но чем дальше в прошлое уходят такие события, тем ценнее их свидетели и артефакты. Кто, как не они, могут рассказать о том, что уже вошло в школьные учебники? Рассказать не беспристрастно (какое уж там беспристрастие, если речь идет о трагедии?), но достоверно. Уже выросло целое поколение, для кого Чернобыль — всего лишь веха в истории, но живы и те, чью жизнь день 26 апреля 1986 года разделил на «до» и «после». И не только они.
Малиновки не слыша голосок
Свидетелями и памятниками тому событию стали сотни заброшенных деревень, разбросанных по нашей стране. По данным МЧС Беларуси, с карты исчезли 447 населенных пунктов, где проживали около 150 тысяч человек. Появилось даже топографическое определение «нежил». Немало таких «нежилов» и в нашей Могилевской области. Целые зоны отселения пятнами разбросаны по региону. Чериковский, Славгородский, Краснопольский районы. В канун 27-й годовщины Чернобыля мы побывали в одной из таких зон отселения.
…Узкая лента шоссе петляет, словно хочет запутать следы. Только и успевай «вписываться» в повороты. Дороги «Чериков — Костюковичи» на картах 80-х еще нет, строилась она позже. Наверное, была необходимость. Ныне машины тут — большая редкость. Концевые населенные пункты невелики, а промежуточные деревни превратились в… камни-памятники. Первый такой камень «встречает» уже в восьми километрах от Черикова. Деревня Веприн. Мемориальная доска на камне читается как надпись на могильной плите: «Количество семей 386, жителей 1028, захоронена в 1999 году». 1028 душ — это целый поселок. Теперь вся его история в трех скупых строках. Большая была деревня, знатная. В обе стороны от шоссе разбегаются серые дорожки. Асфальт еще виден. Попробовать, что ли, ехать?
Невзирая на запрещающий знак со значком «радиация», сворачиваю с шоссе. То, что было деревенской улицей, тянется почти на километр вглубь. Вдоль молодых деревьев и какого-то гнетущего безлюдья. Дальше только лес и болото…
А вот еще одна заброшенная деревня. Малиновка. Дата «смерти» та же, только людей поменьше: 364 человека. И снова давно заросшие карманы остановок и вымощенные асфальтом улицы. По одной из них бодро идут два человека в рабочих спецовках.
— Вы местные? — спрашиваю.
— Ну как местные? Из Черикова. Жильцов тут давно нет. Последний уехал летом прошлого года. На 13 лет пережил деревню.
Мои собеседники оказались рабочими РСУП «Радон». Предприятие с говорящим названием тут не случайно. Его работники в числе прочего занимаются захоронением деревень. Вернее, того, что от них осталось. От Малиновки остались только пара двухэтажек, построенных из железобетонных блоков, деревянных домов нет и в помине.
— С того момента, когда деревня признана нежилой, прошло 14 лет, а под бульдозер пускаете только сейчас. Зачем?
— А чтоб глаза не мозолила тем, кто по дороге едет. Дома-то строились уже после аварии. Хотели тут людей удержать. Даже улицы все заасфальтировали, фонари поставили, свет в дома провели. Думали, уйдет радиация. Не ушла.
— А жители-то где?
— Много вопросов задаешь. Лучше у Валеры спроси. Он тут «бугор». Бригадир, значит.
Бригадир РСУП «Ратон» Валерий Максимков оказался человеком разговорчивым и дружелюбным.
— Жители переселены. Кто куда. В основном — в поселок Майский. Он в пяти километрах отсюда. Деревню захораниваем в первую очередь для того, чтобы бомжи и мародеры не растаскивали стройматериалы. Роется котлован, в него бульдозером сгружается все то, что когда-то было зданием. Потом землей сверху. Разбирали здесь не только железобетонные дома, но и деревянные. От крыши до окна вручную, потом, опять же, техникой. Таких могильников здесь полно. Скоро школу будем разбирать. Она в лесу.
Каникулы forever
Провожатым вызвался быть рабочий по имени Игорь. Малиновская школа — единственное уцелевшее здание в деревне. Школа большая, двухэтажная. Со всех окрестных деревень ходила сюда детвора. На машине здесь не проехать. Дороги уже не видно. Открывшаяся взору поляна оказалась школьным двором.
— Только на змею не наступите, — предупредил Игорь у входа в здание.
— А что, встречаются змеи?
— Да полно.
Типовая школа, построенная по типовому советскому проекту. Бобруйская СШ №2 один в один такая же, только этажей больше. Кабинеты без окон, без дверей.
— Здесь каждый кирпич «светится». Было бы чисто, давно разобрали бы! — поясняет мой собеседник.
С другой стороны от здания школы — лес. Задний двор. Тут еще снег и капель. Кажется, сейчас прозвенит звонок и выбежит на улицу детвора. Девочки — на школьный двор. В классики и резиночку, мальчики — сюда. Пачка сигарет разойдется за раз. Но который год здесь идут каникулы. Каникулы навсегда.
По пути из школы решили проведать дом последнего жителя. Того самого, о котором говорили рабочие. Покосившийся деревянный дом пустует с августа прошлого года. Хозяин, как позже удалось выяснить, переехал в Чериков к сыну. Глиняный кувшин деревенского умывальника на раскоряченном дубе — единственный уцелевший предмет. Все остальное разбросано и разломано. «Раскiданае гняздо» на новый лад.
— Вот сломаем дом, — грустно замечает Игорь, — и через год тут ничего не останется. Даже траву не надо специально сеять, как это было раньше. Природа все сделает сама.
Год — всего год — на то, чтобы стереть деревню с лица земли. Словно и не было здесь ничего.
Главный праздник Зоны
Поселок Майский, что в пяти километрах от Малиновки, когда-то был обычной деревней на пару десятков дворов. Такой же, как захороненные ныне окрестные Веприн, Чудяны, Савиничи, Холмы. Свою вторую жизнь получил он в конце 90-х. Тогда сюда начали переселять жильцов всех упомянутых деревень. Улица, сплошь застроенная кирпичными трехэтажками, делит поселок на две части. Дома для переселенцев. Стучусь в первое попавшееся окно. Тишина.
— Ой, да нет тут уже давно никого, — говорит пожилая сельчанка. — В лучшем случае по две квартиры на подъезд заняты. К магазину подойдите. Там, может, встретите кого.
Возле сельмага и вправду оживление. Десять человек ожидают новый товар. Среди них и Надежда Анатольевна Елисеенко, жительница той самой Малиновки. В той прошлой, дочернобыльской, жизни было все, что согревает душу обычной селянки — дом, муж, подсобное хозяйство. Но муж умер, дочка вышла замуж и уехала в Украину, а деревню, в которой жила, пустили под бульдозер. Сейчас она хозяйка одной из квартир этих полуживых трехэтажек.
— Сначала, конечно, всех перевезли сюда, — говорит Надежда Анатольевна. — Но потом люди, у кого была такая возможность, стали разъезжаться. В Могилев, в Бобруйск, в Минск. Собрали вещи, побросали квартиры и уехали. А те, кому некуда ехать, остались. А вам квартира тут не нужна? Выбирайте любую и живите. Правда, в лес не пускают. А как нам без грибов и ягод? Всю жизнь собирали.
Управляющая делами местного сельского исполкома Вера Петровна Гавриленко смотрит на происходящее оптимистичнее.
— Сейчас в поселке проживают 450 человек. А когда-то было 900. Зато детей много. 121 жителю Майского нет еще и семнадцати.
— А куда работать они пойдут, когда вырастут?
— Есть СПК «Колхоз «Знамя», школа, библиотека, фельдшерско-акушерский пункт. Кто хочет — сможет найти работу.
Последнее впечатление, почерпнутое из путешествия по зоне. Как рассказали жители Майского, единственным «оживленным» местом в заброшенных деревнях остались… сельские кладбища. Все переселенцы хотят быть похоронены там, где, как они сами говорят, «пуп закопан». Тело переселить можно, а душу… Вот и Надежда Анатольевна, прощаясь, говорит о том же.
— На Радуницу на здешних кладбищах много людей бывает.
Радуница давно стала главным праздником Зоны. День поминовения усопших сам собой превратился в день памяти деревень, оставшихся ныне лишь на географической карте. И то лишь с пометкой «нежил».
Дмитрий СУСЛОВ, фото автора
