Бои были непрерывные! Казалось, они никогда не закончатся… Бои-бои… Все уже в памяти слилось в один долгий бой. …Немец впереди — мы стреляем, стреляем… И вдруг мне в щит пушки что-то — тык! Прямо перед лицом — то есть с нашей стороны! В чем дело?! И тут еще раз — тык! Щит же покрыт зеленой краской, а в него ударяется что-то черное… Пули! Кто-то из-за спины стреляет! Я командиру батареи кричу: «Стреляют по мне!» А он: «Огонь! Огонь! Не прерываться! Там пехоту душат! Немец наступает!»…
Николаю Андреевичу Аникеенко 89 лет, но он помнит все военные события до таких мелких деталей, что становится понятно — такое забыть нельзя.
Когда началась война, Николаю было шестнадцать лет. Он отправился с друзьями на рыбалку, но их остановил товарищ…
— А тогда же никаких средств связи не было, только у него одного был детекторный приемник. И он нам говорит: «Знаете, хлопцы… Война началась». — «Как это? Да не может быть!» Побежали домой, — рассказывает ветеран. — Мы жили на железнодорожной станции «Теткино». Это Россия, Курская область, Глушковский район. А вечером официально объявили — война. Люди стали окна оклеивать, продукты прятать… Взрослых собирали, разговаривали, потом повестки в армию начались…
Я был единственным мужчиной в семье и сразу почувствовал всю ответственность. Я с восьми лет без отца жил, отец мой в голодовку помер. В 1933-м году в наших краях был голод. У меня во-о-т такие ноги были, отекло все. Люди валялись везде… Но это, конечно, другая история. Хочу только сказать, что после этого нам даже военный голод был уже не страшен.
* * *
Непрерывные бои, непрерывные! По мне стреляют из-за спины — слева сзади, но поворачиваться нельзя. Да и по кому стрелять, даже если развернуться? Не видно ведь никого! Откуда же стреляют? И тут меня как палкой кто-то по левой руке ударил! Я глядь — с рукава кровь идет! Присел. Заряжающий мне: «Николай, падай, падай, ложись к земле»…
* * *
Немцы в края Николая Андреевича пришли не скоро…
— Все было так, как описано в книге Стаднюка «Война». Я бы вам посоветовал почитать! — грустно улыбается ветеран. — Видели мы, как отступала Советская Армия. Вооружена она была слабо, автоматов не было. А у нас царило безвластие! Дней десять! Армия отступила, начальство поубегало — эвакуировались, называется. Кто организованно, а кто как. Они бежали — мы смотрели. А куда нам было убегать? Здесь был наш дом.
Немцы пришли только 9 сентября. Вот как я это помню… Старшая сестра моя с тремя детьми жила в соседнем селе — Ворожбе. Мать говорит, сходите в Ворожбу, снесите им поесть. Собрали мы кое-какой еды и пошли с младшей сестрой. Смотрим, а возле железнодорожных будок люди какие-то стоят. Подходим — форма не наша! Немцы!!! Испугались ли мы? Да обомлели! Они нас остановили, спросили у нас, куда идем, почему… А я семечки грыз тыквенные. Немец засмеялся: «Это русь шоколад!» Я с перепугу жменю беру и ему даю. Так я первый раз увидел немца… Сестру нашел, возвратились домой — а там уже тоже немцы. И мне друзья рассказывают… Немцы как приехали, так у первого мужчины, которого встретили, спросили: «Вы коммунист?» А он был членом партии. Они его и расстреляли.
* * *
Непрерывные… Непрерывные бои… Меня ранило в руку, а в это время командир подъезжает. Он решил, видимо, с начальником штаба ближе к войскам подойти на передовую. Слева дорога проходит, недалеко лес, а там три домика, где находится кухня, склады. Я с духом собрался и кое-как пошел в домик. Там Клава — санинструктор наш, и врач. Они разрезали мне рукав, перевязали. А я, конечно, дрожу весь. «Не бойся, не бойся! Страшного ничего нет. Кость тебе не задели», — Клавочка говорит. …Я сидел в подвале с остальными ранеными, как вдруг Галошин кричит! А это наводчик другого орудия, он рядом с моим стоял, но ближе к лесу. «Немцы!!!» И вдруг — шквал огня! С автоматов, с пулеметов! Целая цепь немцев зашла с левого фланга! Оттуда-то по мне и стреляли!
* * *
Освободили деревню 9 сентября 1943-го, и Николая сразу забрали в армию. Определили его в артиллерию, он был наводчиком орудия.
— Поход мой начался в запасном полку в Брянской области, город Клинцы, село Богородицкое. Страшно? Да молодежи не особенно и страшно было, интересно скорее, — вспоминает Николай Андреевич. — Первый настоящий бой помню, как сейчас. Ночь, река. Замполит нам говорит: «Будете на прямой наводке! Не трусьте!» Поставили нас на обрывистый берег, внизу пехота — мы сверху. Немцы, стреляют, наши стреляют! Впереди за рекой стоит дом, метров пятьсот. Командир батареи командует: «По дому — огонь»! Навожу на центр, а снаряд полетел левее и выше. Исправляю погрешности, бью — и прямо в точку! Это вторым снарядом! Я так обрадовался! А справа из сарая по нам все это время строчит немецкий пулемет. А их обычно заряжают так: через пять-десять патронов обязательно идет один патрон трассирующий, то есть тот, который светится. Это для пулеметчика, чтобы ему видно было, куда трасса идет. Я это заметил… Дают команду: «По пулемету — огонь!» Я уже знаю, что моя пушка берет выше и левее, учел это — и с первого снаряда — р-р-раз! Прямо в него попал! Это было мое боевое крещение. А вечером пришел командир батареи — в руках немецкий котелок, буханка хлеба и банка консервов американской тушенки. «За хорошую стрельбу командир полка вас благодарит!» — и протягивает мне, улыбается. Такое не забудешь!
* * *
Непрерывные были бои… Немцы обошли нас с фланга! Человек семьдесят немцев пошли в атаку! И как этот Галошин выглянул? Вот как будто бы кто толкнул! Он успел развернуться… И по ним — ого-о-онь! Немцы опешили. А у Галошина 105-миллиметровая пушка была. Мощная! Командир дивизии к нам, раненым, потом подошел и говорит: «Милые мои, отбил он атаку! Остановились они!» Но, оказалось, это был еще не конец… Ой, не конец…
* * *
Фронтовые друзья? Да там все были друзья-товарищи. Мы имена почти не запоминали… Бой — часть товарищей убили — пополнили новыми — и снова в бой. Непрерывно! Где уж тут запомнишь.
Событий так много было… Напоролись вот как-то на минное поле. А пушки-то возили на лошадиной тяге. Стоят лошади перед минами — что хочешь, то и делай! Так мы брали каждую лошадь за ноги и вели, чтобы не зацепила мину.
Мы прошли Беларусь, Польшу, Чехословакию, закончили в Праге. В тот день у нас был крупный бой прямо на улице города. Как меня не убило, не знаю. Мы наступали, взяли город, стоим спокойные. Командир отделения пошел указания получать о том, куда дальше идти. И вдруг какой-то гражданский бежит и кричит: «Немцы!» И по нам — град пуль! Атаковали! А мы-то стоим в походном положении, да и командира нет. Что делать? Только к пушке подскочили, не успели даже развернуть, а уже немцы прямо перед нами. Мы кто куда — врассыпную! Как много людей тогда погибло! Такая внезапность! Вы спрашиваете про победу… Какая победа? Мы и не верили, что все кончилось! Нам это сказал какой-то гражданский: «Войне конец! Берлин взяли!» Мы нашли рацию: «Москва говорит — победа! Немцы уже сдаются!» А у нас-то немцы еще не сдаются! У нас бои! У нас власовская армия на стороне немцев! Власова потом расстреляли… Миленькая моя, никакой радости от новости про победу не было. У нас было такое настроение… И голодные, и холодные, и больные…
* * *
Непрерывные, непрерывные бои… И вот, наконец, все вроде утихло. Клава говорит: «Пойду я к старшине — хоть умоюсь». Пошла… А ей в щеку — то ли разрывной пулей, то ли осколком — р-р-раз! Щеку прямо вырвало! Она жива-то осталась… Еще приходила к нам из госпиталя потом. Но пол-лица у нее не было. Как же жалко! Такая красивая была девушка… А меня как перевязали, так я и ходил. Никакого госпиталя! У меня же кость не задета была. Обезболивающие? Так не было их… Перевязки и все. Я был легко ведь ранен. Хотя снайпер тот целил правильно, еще б чуть-чуть — и в спину. Повезло.
…Вот так, девочка, случаев подобных было не счесть… Поэтому и кажется, что был один большой бой. Переход с одного места на другое — бой. Поели трошку — бой. Поспали — бой. Непрерывно… Непрерывно…
* * *
После войны Николая Андреевича послали в Иран, потом в Махачкалу… Он окончил Львовское военное училище и его перевели сюда, в Бобруйск, в пятую танковую армию. Здесь он был заместителем командира разведывательной роты по политчасти. В общей сложности он прослужил в армии четырнадцать лет и девять месяцев. Сейчас на груди ветерана — три ордена Великой Отечественной войны второй степени, орден Славы третьей степени, две медали «За отвагу», медаль «За боевые заслуги», медаль «За победу над Германией», юбилейные медали. А еще у него — две дочери, пятеро внуков и три правнука. Семья для него — главное достижение. О своей супруге Марии он и сейчас вспоминает с нежностью…
— Познакомился с ней, когда еще был курсантом. Она тоже оканчивала Львовское училище. Была умница, училась на круглые пятерочки! У меня и сейчас лежат ее грамоты.
Сейчас ветеран живет в доме на улице Советской. Раньше здесь жили в основном штабные работники пятой танковой армии, ветераны войны. А сейчас из них всех остался только Николай Андреевич…
Анастасия ТРУШНИКОВА
Фото Андрея ЖУРАВЛЁВА
