Ровно три года, с 28 июня 1941-го по 29 июня 1944 года наш город находился в оккупации. К сожалению, не все знают, что на территории Бобруйска фашисты устроили лагеря смерти…
«Он не сочувствует военнопленным»
Как свидетельствуют документы военного архива Германии, на территории Могилевской области лагеря советских военнопленных появились уже в августе 1941 года. Осенью 41‑го было организовано четыре лагеря смерти: три в Бобруйске и один в Могилеве. Лагерь № 314 был организован на территории Бобруйской крепости. Его комендантом был майор Мелев, о котором даже в немецких донесениях говорилось, что «он не сочувствует военнопленным». У других офицеров лагеря такой характеристики не было…
На немецкой карте Бобруйска значатся пересыльные лагеря — дулаги. В довоенной тюрьме в крепостном сооружении (башне Оппермана) — № 1, на улице Парковой — № 2, на месте Нагорного укрепления, или форта «Фридрих Вильгельм», — Bergdulag. Все это филиалы и отделения одного из самых крупных пересыльных лагерей для военнопленных в Беларуси — № 131.
Советские военнопленные в Бобруйском концлагере, 1941 год
Как свидетельствуют документы, за август-ноябрь 1941 года через него прошли 158 тысяч военнопленных. Из них к 21 ноября 1941 года умерли 14 тысяч 777 пленных. От измождения и болезней в лагере умирал каждый десятый, смертность особенно возросла с наступлением ранних холодов. В одном немецком донесении отмечается, что в ночь на 21 ноября умерли 430 пленных. Пока не удалось найти немецкие документы, свидетельствующие о том, что было в этом лагере зимой 1943–1944 годов.
«Почему вы первый?»
Режим в лагере был невыносимым, питание — очень скудным. Пленным полагалось в день 100 граммов «хлеба» и пол-литра супа из гнилых овощей, мерзлой картошки, шелухи от зерна, гречневой мякины и отбросов. «Хлеб» фашистских концлагерей назывался «остен-брот» и был утвержден имперским министерством продовольственного снабжения в рейхе 21 декабря 1941 года «только для русских». Вот его рецепт: отжимки сахарной свеклы — 40 процентов, отруби — 30, древесные опилки — 20, целлюлозная мука из листьев или соломы — 10 процентов. Но даже эти крохи еды доставались не всем… Свидетели рассказывают, что часто места раздачи еды брали приступом самые сильные. Себе на потеху охрана бросала в толпу куски хлеба. Кто ловил, их тут же съедал, а для оголодавших — это смерть. Об этом все знали, однако удержаться не могли. Люди не выдерживали, доходило даже до людоедства…
Из воспоминаний Ивана Ивановича Хоняка:
«Я был очевидцем такого факта: к колючей проволоке, за которой находились военнопленные, подошла собака. Немецкий часовой выстрелил и убил ее. Большая масса голодных военнопленных бросилась к трупу собаки, чтобы схватить кусочек мяса. Тогда немецкий часовой из автомата открыл огонь по военнопленным. Около проволоки лежало много трупов».
По свидетельству очевидца — учителя, которого жена сумела выкупить из лагеря: «Нас было 40 тысяч, а воды привозили на одну тысячу. С вечера ложилась очередь к бочке. Встать с земли ночью нельзя — стреляют. Утром, кто живой, поднимались. Перед тем как привозили воду, приходил начальник охраны Битнер. Всякий раз он проделывал одно и то же. Подойдет к первому (вертись, не вертись, а первым кто-то будет), спрашивает: «Вы почему первый?». И стреляет в человека. Потом идет в конец очереди: «Вы почему последний?». И то же самое».
Сало и яйца — в обмен на жизнь
В первые месяцы существования концлагеря администрация еще разрешала родственникам за выкуп забирать узников из лагеря, если они докажут, что это муж, сын, брат. К ограждению постоянно подходили жители города и окрестных деревень узнать, нет ли в лагере их родственников. Через проволоку перебрасывали записки.
Брошенная записка одного из узников, Александра Михайловича Шумилова, каким-то чудом дошла до деревни Виричев Рогачевского района — аж за 60 километров от Бобруйска. И через некоторое время к лагерю пришли его отец и сестра. Но в тот раз Александра не отпустили, так как администрация посчитала, что родственники принесли слишком малый выкуп. Пришлось отцу и сестре возвращаться в деревню. Собрав необходимую дань, они снова пришли в Бобруйск. На этот раз обмен узника на сало, яйца, самогон состоялся. Администрация лагеря при его освобождении выдала ему «сухой паек» — четыре сырые картофелины. Этого, они посчитали, хватит ему на два дня пути…
Хлеб «ОСТЕН-БРОТ» только для русских:
- отжимки сахарной свеклы —40%,
- отруби —30%,
- древесные опилки — 20%,
- целлюлозная мука из листьев или соломы — 10%.
Вот что вспоминает о бобруйском концлагере один из первых организаторов Бобруйского подполья Виктор Ильич Ливенцев: «Временные холодные и дырявые бараки не могли вместить и половины заключенных. Большинство их вынуждено было ночевать стоя по колено в грязи. От голода люди сходили с ума. Более стойкие и крепкие физически организовывались большими группами и с криком «ура!» бросались на проволочные заграждения в надежде смять охрану и выйти на свободу».
Самая страшная ночь бобруйского концлагеря
Документы свидетельствуют, что количество военнопленных постоянно возрастало, в октябре 1941 года оно достигло 60 тысяч человек. Кроме военнопленных, в лагере содержались свыше тысячи гражданских беженцев, для которых концлагеря в Бобруйске тогда еще не было. 4 ноября 1941 года немецкое командование отказало в транспорте коменданту Бобруйского концлагеря подполковнику фон Редеру для отправки пленных в Германию. Тогда представитель штаба по делам военнопленных Штурм приказал уничтожить людей в лагере № 2. В ночь с 6 на 7 ноября, в канун годовщины Октябрьской революции, предварительно забив окна и двери, фашисты подожгли три казармы…
Днем 6 ноября вокруг лагеря были выстроены пулеметные вышки, а вечером в одну из самых больших казарм на чердак третьего этажа был доставлен материал для поджога и горючее. Когда все военнопленные были в сборе, на чердаке начался пожар. В суматохе люди бросились к выходу, образовалась пробка. В это время огонь охватил уже всю казарму. Спасаясь от смерти, многие стали прыгать в окна. Но на них обрушился пулеметный и автоматный огонь, полетели гранаты. Расправа продолжалась всю ночь. Для видимости гитлеровцы вызвали пожарную команду и одновременно приказали часовым не пропускать ее внутрь крепости.
Погиб, но не покорился
В застенках Бобруйского концлагеря был замучен поэт, философ, основоположник национальной культуры Кабардино-Балкарии Али Асхадович Шогенцуков. Он родился в долине Баксана, в селении Старая Крепость. За выдающиеся заслуги в деле создания и развития кабардинского национального искусства Али Шогенцукову в 1939 году было присвоено звание заслуженного деятеля искусств.
В сентябре 1941 года Али ушел на фронт и сразу попал в пекло «Киевского котла». Он угодил в Бобруйский лагерь смерти № 131. Бывший узник концлагеря № 131 Корней Афаунов после войны вспоминал: «Я часто слышал имя — Алексей, раз мне довелось его увидеть, он оказался кабардинцем, все знали, что он убеждает пленных не поддаваться на агитацию гитлеровцев о переходе на их сторону. Уже после войны по фотографиям я узнал в «Алексее» поэта Али Шогенцукова». Были еще очевидцы: «Заморили тут голодом фашисты одного вашего человека, Али — имя, а фамилия мудреная. Заставляли, чтобы он воззвание написал на нашем языке, в стихах что ли. Он отказался, они его тогда в холодный барак заперли и пищи лишили, он и помер, а служить немцам отказался…».
Его часто водили на допрос, а потом избитого бросали в барак. Полуживого, его окружали земляки, он смотрел на них: «Ничего, друзья, ничего» и при этом улыбался. Чему? Быть может, тому, что выстоял, не сдался, не покорился… Он погиб мученической смертью 29 ноября 1941 года. В Бобруйске имя Али Асхадовича Шогенцукова с 1975 года носит городская библиотека № 7.
Люди для опытов
В январе 1944 года в лагере вовсе не осталось военнопленных. По приказу генерала немецкой армии Гамана вместо них были доставлены пять тысяч гражданских лиц, над которыми, кроме всего прочего, проводили и медицинские опыты. Например, представителю 9‑й армии «профессору» Борману было дано разрешение провести пробу одного лекарства для борьбы с сыпным тифом. Для этого СД (служба безопасности) выбрала 50 мужчин и 50 женщин. По приказу коменданта лагеря Борману было выделено здание, куда перевели людей для опытов. Даже руководству лагеря было запрещено посещать это помещение, оно усиленно охранялось. Судьба людей, на которых испытывали новое лекарство, неизвестна. Как показывал на судебном процессе помощник коменданта Лангут, в один день исчезли и Борман, и эти 100 человек.
Из воспоминаний Дмитрия Федоровича Ломако:
«Ежедневно проходя мимо лагеря, видел голодную раздетую толпу молодых людей. Собственными глазами видел, как мертвых военнопленных выбрасывали из сараев, а на них другие военнопленные сразу же набрасывались и снимали одежду. За всякую мелочь фашисты на месте расстреливали военнопленных и зарывали в 30 метрах от лагеря».
«Это были живые трупы…»
24 июня 1944 года войска правого крыла 1‑го Белорусского фронта под командованием К. К. Рокоссовского начали наступательную операцию. Вот как вспоминает освобождение города и крепости очевидец тех событий Николай Федорович Самак: «Не забуду, как подойдя к Бобруйску и переправившись через Березину, наше подразделение очутилось в крепости. Боже мой, чего только там мы ни насмотрелись! Видели беспомощных, обессиленных людей, оборванных, полуживых от голода, которые, можно сказать, штабелями лежали в казармах. Это были живые трупы. Кое-кто из них выползал на свежий воздух. Вокруг было много убитых и раненых…».
29 июня 1944 года Бобруйск был полностью освобожден. Комендант Бобруйского концлагеря полковник Редер и его помощник Лангут были повешены 30 января 1946 года в Минске по приговору Советского военного трибунала.
Подготовила Анастасия РЕКИШ-ТРУШНИКОВА
За помощь в подготовке материала благодарим заведующую городской библиотекой №4 им. Б. Микулича Светлану Викторовну Калюту
