Наши вояжи. Староверы

Признаться, планы поехать в деревню, где и поныне живут староверы, или как их еще называют – старообрядцы, были давно. Вопреки нашему желанию эта поездка по разным причинам все откладывалась, но мы настойчиво ждали удобного случая для такого путешествия. Судите сами: разве не интересно узнать, что потомки тех самых старообрядцев, о которых когда-то в школьные годы мы с замиранием сердца читали в исторических романах, живут не где-нибудь в далекой и недоступной сибирской глубинке, а совсем рядом – на нашей Бобруйщине.

Последователи Аввакума

Помните, у Алексея Толстого в романе «Петр I»: «таились староверы по далеким скитам», «пухли от болотной сырости», «ели хлеб с толченой корой», даже... вместе с женами и детьми малыми сжигали себя в храмах, чтобы не сдаться слугам «антихристовым», сохранить веру старую, дедовскую. Были то люди огромной веры и крепости духа. Таких, как боярыня Морозова с полотна Сурикова да протопоп Аввакум, не испугать ни изгнанием, ни сибирскими морозами, ни голодом, ни лютой смертью. Даже там, в ссылке, в сибирской таежной глубинке Аввакум «везде и в церквах, и на торгах ересь никонианскую обличал» да еретиков, что стали «творить поклоны не по отеческим преданиям да креститься новым трехперстным сложением, а не двуперстно».

Вспомним немного истории. По энциклопедическому словарю, старообрядчество трактуется как совокупность религиозных групп и церквей в России, не принявших церковных реформ XVII века и ставших оппозиционными или враждебными официальной православной церкви. Так, начинается старообрядчество еще с допетровских времен, а точнее, с правления государя Алексея Михайловича, когда патриарх Никон повелел на Руси заводить обряды богослужения по греческому образцу, книги божественные и иконы на новый манер исправлять, бороды брить да креститься трехперстно. Как свидетельствует история, никоновские реформы проводились с 1653 по 1656 годы, тогда и вынуждены были сторонники Аввакума бежать от преследователей на Урал, в Сибирь, Речь Посполитую. Так появились впервые староверы и на нашей Бобруйщине.

И несмотря ни на какие гонения и запреты, сохранили потомки тех старообрядцев и сегодня, спустя несколько столетий, свою веру, убеждения, старые иконы, книги и дедовские обряды.

Итак, наш путь лежал в одну из старообрядческих деревень с запоминающимся названием – Углы, что находится километрах в тридцати вниз по течению Березины. Но, если повторить наш маршрут, путь окажется гораздо длиннее. И не только потому, что асфальтовая, а потом проселочная дороги много петляют... Несмотря на то, что прошлым летом нам уже доводилось быть поблизости от этой деревни, возможно, читатели помнят материал о раскопках археологов возле Углов, повторить это маршрут запросто у нас не получилось.

Нужный поворот мы, как говорится, проскочили. И больше надеялись на подсказки местных жителей из окрестных деревень, которые, увы, почему-то показывали дорогу в обратную сторону. Как выяснилось позже, есть деревня с названием Углы и где-то под Паричами. К счастью, вовремя сообразив, мы вернулись и все же нашли дорогу в нужные нам Углы.

А для себя отметила: вероятно, Углы потому так и называются, что запрятаны в таком углу лесной глуши, что нам на скоростном автомобиле в двадцатом веке пришлось поплутать, а уж пару столетий назад, во времена телеги да коня, царским служивым людям тем более найти староверов было весьма трудно.

Специально подальше от глаз селились староверы, полагая, что хоть в лесу, да все-таки сам себе хозяин.

Приведу небольшую историческую справку. Как свидетельствует «Список населенных мест Минской губернии» за 1909 год, в деревне Углы Турковской волости в начале века было уже 60 дворов, а проживало 440 жителей.

С чего Углы начинались

Наконец наш автомобиль сворачивает в Углы. Встретившаяся по дороге в деревню женщина сразу же показала нам дом Ахрема, который, по ее словам, старые законы, молитвы знает, книги божие читает. Как священника своего нет, то приглашают Ахрема за надобностью: кого – хоронить, кого – крестить.

Подворье Ахрема – самое типичное, крестьянское, хозяйственные постройки, лес во дворе, да цыплята под приспособленной к хозяйственным нуждам рыбацкой «топтухой»: и не разбегутся, и коту не достать; кстати, симпатичный котенок на крылечке намывал лапкой гостей в хату, по всему видно, «знал» пушистый о нашем приезде.

Хозяин дома, Ахрем Григорьевич Евдосеев гостям был рад, городских корреспондентов не чурался, несмотря на то, что устал в тот день, только что вернулся с похорон из соседней деревни Пересов, именуемой еще Кукованкой, сразу же согласился побеседовать с нами.

Ахрем Григорьевич родился в 1928 году. Деревня в его детстве большая была, после войны считали – 120 хат стояло. Сейчас на деревне 78 дворов. Хаты-то есть, только жилых из них – чуть больше половины. Благо, в осиротевшие хаты дети да внуки прежних хозяев хоть на лето приезжают. Соседняя деревушка Пересов –  та позже строилась. Ахрем Григорьевич помнит, как в его детстве шумел еще там лес.

Сегодня точно нельзя сказать, когда первые избы в Углах строились. Первые поселенцы здесь – поколение дедов Ахрема Григорьевича. Покупали земли у помещика, строились. Ахрем Григорьевич дедов своих помнит: Григорий Николаев, Василь Евдосеев. Те первые избы по другую сторону шляха стояли, а шлях и поныне деревню разделяет: избы старые от тех, что после войны строились. Вот отец соседа – Павла Матвеевича Максимова, тоже угловского старожила, свою хату в 1917 году ставил, когда шел отцу тридцать второй год. Для своей семьи строил. А дед Павла Матвеевича родился в 1838 году где-то в других местах. И только в семидесятые годы вместе с другими поселенцами решил обосноваться в Углах.

И поныне живут в деревне Алексеевы, их большинство, Максимовы – потомки первых поселенцев. Позже строились избы Савельевых, Лукьяновых, зовут их деревенские старожилы шутливо «приблудными», мол, приблудились к старой деревне. А вот пришлых всяких, не старой веры, в Углах нет. Есть, конечно, зятья, так они в городе живут, «те как пришли, так и ушли».

По законам старой веры

Помнят старики, как в 1933 году колхоз организовывался, человек десять деревенских

вместе объединились, коней, домашнюю скотину в колхоз согнали. Одни шли в колхоз охотно, другие – сторонились. Раскулачивания, слава Богу, в Углах люди не знали, староверы друг друга уважали. А вот советские власти за духовным отцом деревенских охотились. Все ему препоны строили. Знающий был человек, Иваном звали. По-старому детей крестил, покойных отпевал, и самое главное, учил старой вере. Бог един, убежден Ахрем Григорьевич, но веры – разные. По старому закону запрещается курить, водку пить, бороды брить. Есть отличия в обряде погребения покойников, например, необходимо похоронить человека обязательно до полудня. А по православному закону, так именуют старообрядцы нашу официальную церковь, хоронят после обеда. По покойному староверы читают «Псалтырь» и только на третий день хоронят. А крестят, как и в старину: в купели или в речке три раза окунают получающего крещение в воду с головой. Ахрем Григорьевич за неимением в деревне попа стал такие обязанности сам выполнять. Многих в деревне крестил, всех внуков своих, а недавно – и правнуков. Кроме него, в Углах еще двое мужчин и женщина «читать» молитвы умеют.

Закон у староверов, рассказывает Евдосеев, строгий, не такой, как у православных. Если все как положено выполнять – надо человеку крепкого здоровья быть. Каждый день «нужно службу несть», Богу не помолившись, не должен человек «ни ногой ступить, ни печь подтопить». Первое дело «начал» – помолиться Богу. На праздники – служба. Правда, церкви настоящей в деревне нет, забрали у старообрядцев старую церковь по причине аварийного состояния, да дали школу под молитвенный дом. А церковь старообрядческая теперь в Богушовке стоит.

«Забрусевшие»

Когда Ахрем Григорьевич молодой был, тогда старой веры «строжей держались». А сейчас дети и внуки уже «забрусели» среди белорусов. Вот и сын туда же – курит, «не слухается», «подтоптали» дети стариков...

Да вообще молодежь, считает мой собеседник, несочувственная и несознательная пошла. Вот люди пожилые понимают, когда у человека горе, беда, посочувствуют, посоветуют. А нынешние молодые, наоборот, «с глаз зуб вырвут».

Слушая рассказ старовера, я не могу не поддаться искушению и интересуюсь: а что если девушка старой веры замуж за белоруса пойдет или, скажем, за еврея? В жизни ведь все случается. Как к этому относиться?

– Конечно же, есть такие случаи – законом не положено. С горем, а надо относиться: если дочка родная, как ее не примешь? Есть и такие зятья и невестки, что в старую веру перекрещиваются, есть –            сочувствуют, а есть и такие, что ни туда ни сюда.

Бегает нынешняя молодежь на танцы в соседние деревни, где православные живут: например, в Стасевку, за реку. Родители бранят, «дают прикурить», бывает, и ремня кто получает. А все равно бегают, дело-то молодое. «Мы и сами, –            переглядываются Ахрем Григорьевич и Павел Матвеевич, – когда молодыми были, тоже ходили туда, а постарели – дело совсем другое».

Конечно, если за своего старовера замуж выходить, то можно хоть в Стасевку, хоть в Бобруйск, хоть в Литву... Сейчас кто какой веры, не сильно глядят. Хотя многие и за своих выходят.

Вон сколько староверов в Латвии, Литве. Двоюродный брат и сестра Евдосеева тоже там живут. Ездил он к ним в гости, ходил в церковь старообрядческую. Есть там и типографии, где старообрядческие книги печатают.

Самый большой грех у староверов считается, когда человека обижают. Раньше за такое крепко наказывали, от церкви отлучали на год, а то и на два, священник епитимью накладывал. Давал священник и разрешение судить виновного. Разрешит – тогда и судят человека, а нет – священник сам разберется. А теперь уж староверы «всего закона» и не знают.

«Толкачи» к новой жизни

Как-то раньше Ахрем Григорьевич слышал, что в газетах писали о староверах, затерявшихся несколько столетий назад в сибирских лесах и живших там обособленно, не встречаясь с другими людьми. Он и сам бы так первый сделал, если бы всем необходимым обеспечен был: солью, огнем. А землю обрабатывал бы – питался. Земля – кормилица. Только куда от жизни спрячешься? Вон и радио, и телевизор слушать староверу не положено, а «толкачи» эти, сыны да дочки, на грех толкают: хотим, мол, телевизор смотреть. Ахрему Григорьевичу телевизор: был – не был... А раз в хате стоит, как тут удержишься, думает, дай-ка погляжу.

«Я люблю новости, – рассказывает наш собеседник, –  интересно узнать, где какая война, стихия прошла, что в мире делается.

Еще хочу сказать спасибо нашему Президенту Лукашенко, что откликается на людей. Пенсии вовремя дает. Не будет Лукашенко, станет старикам горе, –    считает Ахрем Григорьевич. –        Вижу, как Карпенко, Шарецкий, Позняк хотят ему палки в колеса вставить. Но пусть Президент знает: люди за него».

Наш разговор заходит про старые книги. Немного их уже осталось. Иконы старого образца, что от дедов наследством были, книги старинные еще в позапрошлом году из церкви украли. Два раза воровали. Всего 15 книг унесли, иконы, среди них – «Тайная вечеря». Украли и крест церковный, старинный, деревянный. Нет на людях креста...

Мы обращаемся с просьбой, нельзя ли посмотреть старообрядческие книги.

На это Ахрем Григорьевич замечает, что книги старого образца посмотреть-то можно всем, а вот в руки брать по закону не положено тем, кто курит да чарку пьет. При таком повороте дела я заверяю, что не курю и водку не пью, а потому Ахрем Григорьевич и соглашается показать старообрядческие книги.

И вот я держу в руках старинный фолиант в потертом от времени кожаном переплете, с потемневшими металлическими застежками. Сколько лет этой книге? Двести? Триста? «Эта книга, – объясняет Ахрем Григорьевич, – самописка». Подарена ему в войну его дядькой, отец которого был попом. Перелистываю страницы старинной книги, всматриваюсь в иллюстрации, выполненные от руки, на мой взгляд, не очень искусным художником: купола церквей, лики святых, Николай Чудотворец... Но каллиграфическая вязь старославянских букв поистине изумляет. Каждая рукописная буковка безупречна. А сколько труда вложено в создание этой книги, чтобы служила она долго старой вере!

Невольно закрадывается сомнение: а стоит ли нам писать об этом духовном богатстве староверов? Не найдется ли потом среди наших читателей и такой, чья рука посягнет украсть, продать, уничтожить... Староверы – люди доверчивые.

Политике все возрасты покорны

Один из самых старых жителей Углов – Евдоким Иванович Нестеров 1913 года рождения. Как говорит сам старожил, он три войны прошел: освобождал Западную Белоруссию в 1939 году, в финскую воевал, «сразу как с финами замирились, попал воевать в Кабардино-Балкарию под Турцией».

А уж четвертая война –  Отечественная. Остались с тех пор ранения, руки вот нет... Есть и награды. Правда, награды внуки «порастащили, поцапали»... Да и какая от тех наград польза...

Из рассказов старших знает Евдоким Иванович, что пришел когда-то в Углы его дед с семьей из Киева, а до Киева где жили, о том не знает.

Почему деревня Углы так называется? Да потому, что если на лодку сесть, то по Березине можно в одну сторону поехать –            в Бобруйск попасть, а оттуда дальше по реке спуститься –          опять в Углы вернуться. Река крутой поворот делает –  вот угол и получается.

По рассказам старика, староверы всех людей уважают, никого не сторонятся. Правда, если гостей православных принимать – дело другое. Раньше вовсе было: придет чужой в хату, ему из своей кружки напиться не дадут. В кружку воду набирают, а в отдельный стаканчик наливают, пожалуйста, пей. Не положено из своей чашки – значит, не положено.

Раньше, рассказывает Евдоким Иванович, люди крепко жили: по два коня, две коровы держали, свиньи, овцы в хозяйстве были. «Думаю, – неожиданно для нас продолжает старик, – наш Лукашенко людей к такой жизни, как по-старому, и подводит. Для нас Президент – самый лучший человек на свете. И так в деревне все думают». По словам старожила, который и при царе Николае жил, и при большевиках, и при Сталине, Брежневе, такого хорошего правителя, чтоб о простых людях заботился, не было, нет и не будет. Все в деревне за Лукашенко голосовали. Сейчас, мол, разное говорят, кому добрый Президент, кому – плохой. «Я считаю, – говорит Евдоким Иванович, – что если не Лукашенко, то полдеревни с торбами пошло бы».

Слушая политические рассуждения из уст старика, подтверждения его слов от местных женщин, я делаю для себя еще одно открытие: по всему видно, что политике и любви – все возрасты покорны.

И все же мы снова возвращаемся к разговору о старой вере. Отмечу, что «зачинателя» церковного раскола, патриарха Никона, Евдоким Иванович иначе как Никитой не называл... У всякого – свои авторитеты. Старое, конечно, прошло, считает рассказчик. Так пусть и проходит. Но не сотрется память о старой вере. Держится вера старая. «Вот мне уже, – рассказывает Евдоким Иванович, – 86 лет, а я от староверов не отказался, значит, на мне и таких, как я, вера держится. А не будет нас – вера тоже не забудется. На что ж вы тогда, газета? – задает прямой вопрос-ответ Ахрем Григорьевич. – Внуков своих я и сам научу, а газета пусть другим людям про старую веру расскажет».

Быть еще одной семье старой веры

Внуку Евдокима Ивановича Володе Яковлеву двадцать второй год пошел. Отслужил в армии, теперь в местном колхозе имени Фрунзе полеводом работает. Володя и вызвался проводить нас к местной церквушке, называемой деревенскими жителями попросту – «молебная». У Володи, по его словам, не сильно получается старой веры держаться: бриться научился, курить, рюмку поднимает. Но помолиться до еды и после – дело святое.

Ходит он с другими деревенскими сюда в «молебную». По праздникам в церковь многие и из Бобруйска приезжают. В колокол звонят, староверы собираются, службу правят. Володя признался, что строит планы через год, по осени, жениться. Есть у него в городе невеста, Таня, тоже староверка. Так что быть еще одной семье старой веры.

На старом кладбище кресты деревянные

Во время нашего приезда в Углы местные жители не раз сетовали, что не тот день мы выбрали. Вот если бы приехали в субботу, на Троицу... «Мир народу» в Углы съехался. Кто откуда.

Все староверы в субботу с утра по заведенному встарь обычаю на кладбище идут – день этот родительский.

Местное угловское кладбище расположено поблизости, где-то в километре от деревни. Его согласился показать нам Ахрем Григорьевич. Вот и восьмиконечные староверческие кресты над могилами. Кладбище старое, заросшее, на давних могилах нет крестов – от времени сгнили, а новые поставить, видно, уже и некому. Правее – более поздние захоронения. Признаться, меня удивила простота и скромность этой последней людской обители. Не сравнить с вычурностью памятников на кладбищах на ул. Минской или на новом бобруйском – в Ломах. Ахрем Григорьевич объясняет, что по закону староверов категорически запрещается ставить на могилах памятники или металлические кресты. Нужно ставить только деревянные кресты. Однако сейчас норовят «всяк свой закон установить», «кому как вздумается». Вот и покойников, что не свою смерть приняли, а руки на себя наложили, полагается не со всеми хоронить, а по левую сторону – вбок. А сейчас равноправие и сюда пришло.

Наш визит к староверам завершился, пора было возвращаться в Бобруйск. Автомобиль разворачивался, а позади на деревенской лавочке подкупающе доброжелательно улыбались и махали нам на прощание руками местные жители: приезжайте в гости еще.

Галина ЧИРУК

Фото Федора ПРОКОПОВА