Сегодня, 18 сентября, бобруйские ветераны-авиаторы отмечают 70-летний юбилей 22-й гвардейской Краснознаменной Донбасской тяжелой бомбардировочной дивизии.
Сейчас эта дивизия базируется далеко от Бобруйска — в российском Энгельсе. Но почти полвека ее по праву считали бобруйской. С конца мая 1945-го по 1 сентября 1994-го штаб 22-й гвардейской авиадивизии размещался в нашем городе. В 50-е и 60-е годы здесь базировались два полка, позже — один, а два других в — Барановичах и Мачулищах.
Полвека — немалый срок… Судьбы нескольких поколений бобруйчан были связаны с авиацией. Многие и сегодня помнят, как в небо над Бобруйском регулярно взлетали самолеты. А мальчишки и девчонки, когда-то выросшие в авиагородке, точно знали, что если рано утром гудит тревога — это вызывают отца, у него «полеты»… А когда чуть позже звенят стекла в оконных рамах — значит, отец уже улетел… И можно спать спокойно дальше. Небо — в надежных руках.
С течением времени пресловутый «гриф секретности» со многого снимается. И спустя десятилетия ветераны раскрывают старые «военные тайны» — куда и зачем летали на боевые задания, как было все на самом деле…
Высоко летали
Судьба старшего сержанта бортрадиста Ивана Федоровича Попова связана с 22-й авиадивизией с осени 1951-го по 1966-й год. В Бобруйск его направили после окончания Челябинского летного училища. До 1956 года дивизия была оснащена ТУ-4, позже летчики пересели за штурвалы ТУ-16.
Яркое воспоминание ветерана — полеты в 56-м и 57-м годах в экипаже с легендарным генералом Великой Отечественной дважды Героем Советского Союза Александром Игнатьевичем Молодчим. Экипаж ТУ-16 «выходил на заданные маршруты», совершал полеты в районе аэродрома.
Позже авиаторы осваивали дозаправку самолетов в воздухе. Иван Федорович был инструктором по дозаправке. Машины сближались в воздухе на расстояние 8–12 метров, шли параллельно, по шлангу перекачивалось топливо.
В 1957-м и 1959-м годах старший сержант Попов летал на особо секретные задания — экипажи сопровождали советские подводные лодки над Черным, Средиземным и Балтийским морями. В 1962-м во время грянувшего Карибского кризиса авиаторы поддерживали связь самого высокого командования с подводными лодками, отправлявшимися к берегам Кубы. И были готовы передать любой приказ. Напоминание о том времени — две награды ветерана: орден Красной Звезды и орден Красного Знамени.
В 1961-м бобруйские авиаторы в основном были заняты на осваивании грунтовых аэродромов в Заполярье. Тикси, Воркута, Оленегорск, острова Средний и Грэм-Белл…
— Всю зиму 61-го провели в Заполярье. Все ждали хороших морозов и погоды. Дело в том, что если столбик термометра опускался, а точнее, поднимался до минус 18 градусов, то самолету не взлететь. Снег на взлетной полосе был укатанный, он просто проваливался под тяжестью машины, — вспоминает ветеран.
В Тикси погода вообще не баловала. Постоянно держался мороз минус 40, плюс к нему ветер 20–30 метров в секунду. Мела страшная пурга вместе с песком. Видимость — нулевая, приходилось в столовую ходить по натянутой веревке…
Полеты на север осваивали командир корабля Василий Михайлович Игумнов, командиры отрядов майор Михаил Игнатьев и Семен Маркович Столпнер. Летал на остров Средний и товарищ Ивана Федоровича — бортрадист Василий Михайлович Гончаров.
В 1958-м году Заполярье навсегда забрало у Ивана Федоровича друга и земляка бортрадиста Петра Михайловича Лукьянова, парня родом из Кривуши Воронежской области… Где-то за Тикси его самолет зацепился за сопку. Вместе с Лукьяновым погибли тогда штурман Феоктистов и стрелок Бурцев.
Было очень трудно хоронить товарищей. Молодых, красивых, веселых и жизнерадостных… Но время от времени весь авиагородок выходил провожать в последний путь летчиков. За первые 12 лет своей службы Иван Федорович насчитал семь разбившихся экипажей, слава Богу, в последующие четыре года летчики не разбивались.
Конечно, верить в Бога в те коммунистические годы военным летчикам не полагалось… Но в том, что существует высшая сила и провидение, авиаторы убеждались не раз. И самолета с номером 13 в полку не было. Сразу за двенадцатым шел четырнадцатый номер. Тем не менее трагедий в жизни летчиков было немало. Вот случай с экипажем командира Уварова. Машина взлетала с грунтовой полосы в Бобруйске и зацепилась за землю консолью крыла. Самолет перевернулся в воздухе, корма отвалилась, пять человек сгорели в машине, а те, кто оказался в отломившейся корме — выжили. Чудом остался тогда жив и бортрадист Сергей Петрович Митченко.
Был и другой случай. Экипаж командира корабля Моисеева выполнял фотострельбы на полигоне. У машины возникла неисправность, вытекло топливо. Самолет с остановившимися двигателями пошел на посадку. Пропало электричество… Впереди стремительно приближался лес. Командир отдал приказ катапультироваться. У командира и штурманов парашюты не успели раскрыться, они погибли. Стрелки не успели покинуть кабину. Самолет сел на лес, и они остались живы.
Однажды сберегло провидение и бортрадиста Израиля Гдальевича Бискина. Ему надо было вылетать на учения в Подмосковье с командиром Морозовым. Но на инструктаже Бискину стало плохо, и врач майор Владимир Васильевич Лазаренко отстранил его от полетов. На место Бискина срочно вызвали из отпуска Работкина. Все семеро и погибли… Как выяснилось позже, экипаж вылетел не на своей машине, а на взятой из ремонта. При снижении в воздухе у самолета оторвался закрылок.
С 1961-го в дивизии начались полеты на Новую Землю. Там бобруйские летчики участвовали в испытаниях ядерного оружия. Нет в живых уже подполковника Погорелого и майора Бугакова, которые были среди первых… Летал на такое задание и штурман Владимир Михайлович Василенко. В 1962-м довелось его выполнять и Ивану Федоровичу. Летал он на Новую Землю с командиром корабля Ждановым.
Как это было? Особое секретное задание выполняли шесть бобруйских экипажей. 22 августа участвовали в испытаниях ядерного оружия три экипажа.
— Первым, сразу после взрыва атомной бомбы, шел наш экипаж со Ждановым. Немного позже следовала машина командира корабля Геннадия Юлиановича Кундича. А третьим, замыкающим, был Раздобреев с экипажем. — На следующий день место испытания облетели экипажи Ивана Тимофеевича Рымаря, Никитина и Николаева.
Было задание следить, как ведет себя радиоактивное облако в момент взрыва и позже. После возвращения на родной аэродром экипажи разместили в профилактории, неделю не отпускали домой. По два раза в день водили в баню, за самочувствием летчиков следили врачи. Надо сказать, после возвращения все чувствовали себя неважно. Почему-то есть могли только по чуть-чуть, от пищи сразу становилось плохо, тошнило. Между собой поговаривали, что каждый «хватил» по 350 рентген. Говорили и о том, что после 400 надо долго лечиться… Дозиметры на то задание всем выдавали особые, такие, чтобы никто из экипажа не мог посмотреть результат.
К сожалению, постепенно уходят из жизни ветераны. Нет уже никого в живых из экипажа Ивана Федоровича. Командир корабля Геннадий Юлианович Кундич умер вскоре после полетов на Новую Землю. Нет уже командира полка Петра Ивановича Шелудько, комэска Булина-Соколова, штурмана Постникова. Ушли из жизни бортрадист Александр Тихонович Демусенко и штурман Алексей Николаевич Скрябин, стрелок-радист Михаил Яковлевич Вусевич …Поэтому так важно помнить, какими они были… И как высоко летали…
Прощание авиаторов
На вторую половину 80-х и начало 90-х пришлась служба в авиадивизии полковника в отставке Владимира Васильевича Женихова, возглавлявшего штаб дивизии в течении семи лет. В эти же годы пропагандистом 200-го полка служил и майор Владимир Анатольевич Коноплев. В то время 22-я авиадивизия включала в себя три гвардейских полка авиаторов плюс части обеспечения. Всего около 3000 человек. С марта 1986-го полк «пересел» на ТУ-22 М3. Первыми в небо на новой технике поднялись два экипажа — Пачина и Разнатовского. Столько было разговоров и обсуждений по поводу их полетов! Бывшего замполита эскадрильи и летчика от Бога Алексея Разнатовского не стало в прошлом году…
Авиаторы регулярно летали, выражаясь языком военных, «на боевое применение», на ТУ-22 М3 испытывать авиационные ракеты в Казахстане. Велись испытания на полигоне Сарышаган (аэродром «Камбала»). По итогам испытаний в конце 80-х более 50 летчиков, штурманов, инженеров и техников авиадивизии были награждены орденами и медалями. 200-й гвардейский авиаполк первым приступил к испытаниям твердотопливной авиационной ракеты Х-15. Командир полка полковник Игорь Иванович Хворов с экипажем на сверхзвуковой скорости экспериментально запустил тогда шесть ракет. В последующем бобруйский комполка стал начальником штаба ВВС России. Но при такой высокой должности Игорь Иванович наверняка не забыл свое почетное членство в женсовете 200-го полка! А загадка раскрывается просто — настоящий полковник родился 8 марта 1953 года. И он никогда не отказывался от своих обязанностей в женсовете, всегда шутил по этому поводу и улыбался!
Во время полетов случались и нештатные ситуации. Как-то в 1988-м году на взлете в правый двигатель машины командира отряда Виктора Куприяновича Алексаницына попал аист. Командир среагировал за доли секунды, принял решение мгновенно, прекратил взлет в пределах взлетной полосы, включил пожаротушение, завел на стоянку самолет с дымящимся двигателем. Спас весь экипаж и машину! За это Алексаницын был награжден командующим дальней авиации СССР именными часами.
Служили в свое время в 22-й авиадивизии генерал армии первый Главком ВВС России, Герой России Петр Степанович Дейнекин, генерал-майоры Евгений Афанасьевич Бирюков, в дальнейшем он стал заместителем командующего воздушной армией, Николай Васильевич Попов, позже — начальник штаба отряда космонавтов, генерал-лейтенант Виктор Анатольевич Якунов, в последующем — заместитель Главнокомандующего Внутренними войсками МВД РФ по авиации. А генерал-майор Анатолий Пантелеймонович Томов со временем стал командующим оперативной группой «Арктика».
В 88-м и 89-м годах бобруйские авиаторы участвовали в воздушных операциях при выводе войск из Афганистана. Летчики 200-го полка прикрывали отход советских войск, бомбили душманов. Не жалели для них своего тяжелого груза. Общая масса бомб, так называемая «подвеска», — до 20 тонн.
В буднях непростой службы находилось время и для шуток. Даже полки имели свои шуточные названия. 111-й полк величался татаро-еврейским, здесь татарин был старшим штурманом, командиры двух эскадрилий — евреи. Но больше всех не повезло с названием барановичским летчикам. 203-й был хрустально-бройлерным! История этого названия берет начало в 70-х. Летчикам неподалеку от взлетной полосы пересекала путь железная дорога на Лунинец. При взлете парни немного промахнулись и слегка зацепили товарный вагон на железнодорожных путях. А в вагоне были алкогольные напитки, из разбитых бутылок лились коньяк и водка. На этом происшествии асы не остановились. Через пару лет опрокинули на этих же путях вагон с бройлерной птицей, шутили, что много кур тогда разлетелось…
— У нас всегда был тесный контакт с ветеранами. Одним из первых техников, кто в свое время переучился и обслуживал ТУ-16, был Юрий Иванович Сажин. В свое время он советовал молодым, учил обслуживанию этой техники, — рассказывает В. А. Коноплев. — Но пришел день прощаться с нашими самолетами. Полк пересел на ракетоносцы и самолеты радиоэлектронной борьбы, в шутку их называли «шумовиками», так как они подавляли сигналы радиолокационных станций.
А родные ТУ-16 разобрали на части, распилили. Никому из летчиков не забыть то ощущение, когда у них на глазах рубили их кабины на стоянке эскадрильи. Говорили, что они «выходили свой ресурс». Примечательно, что командование попыталось тогда сдать разобранные самолеты на металлолом. Увы, их не приняли. Мотивировали тем, что металл «фонит». А спустя непродолжительное время груды металла со стоянки куда-то сами собой исчезли. Нет сомнений, что все оказалось в пунктах приема металлолома. Однажды Владимиру Васильевичу Женихову самому довелось видеть картину: в районе рынка прапорщик на грузовике увозил куда-то плоскость от ТУ-16…
А всю оставшуюся в авиадивизии технику позже отправили в Энгельс. Ее судьба не менее печальна. В конце 90-х американцы подарили россиянам специальную «гильотину» для «разборки» самолетов… Такой у них был продуманный «маркетинговый» ход. А ведь те самолеты по срокам эксплуатации могли еще летать и летать!
Особый день для бобруйских авиаторов — 1 сентября 1994-го. С бобруйского аэродрома «уходили» в Россию два последних самолета. В тот день в небо поднялись экипажи полковников Ивана Филипповича Коновалова и Анатолия Ивановича Горячих. По летной традиции они «закрывали» аэродром. На определенной высоте в воздухе выписывали своеобразный крест, на разных курсах пересекали путь друг другу. А потом Горячих явно сгоряча промчался на своей машине вдоль всей улицы Минской на малой высоте… Бобруйчане наверняка не забыли тот день и тот прощальный полет. Позже был протест ПВО Беларуси по этому поводу. Горячих получил по прилету на российский аэродром Шайковка (Калужская область) за самовольство сполна.
— А на родном аэродроме в это время прямо на взлетной полосе товарищи расстелили самобранку-чехол от крыла самолета, — рассказывает Владимир Анатольевич Коноплев. — Были на этой скатерти осенние дары, спелые арбузы, дыни. За этой скатертью собрались человек сорок: авиаторы, их жены. Выпили на прощание из стаканов летной столовой, да и бросили на бетонку. Нет. Не через плечо. Через плечо только к частью на свадьбах рюмки разбивают. А тут настроение не было радостным.
— А вот по поводу подвыпивших улетающих летчиков — это бобруйские байки, — заверяют В. В. Женихов и В. А. Коноплев. — Сами подумайте, подвыпившим летчикам врач допуск к полету бы не дал. Им всем пульс измеряли, давление. В армии с этим строго!
Уже после всех этих событий на территории авиагородка появился памятный знак — хвост самолета и пронзительные, как полет, строки автора из барановичского полка:
«Прости нас, Белорусская земля,
Не мы тебя с Россией разлучили,
Мы как Россию берегли тебя
И как Россию мы тебя любили».
Галина ЧИРУК
Фото Андрея ЖУРАВЛЁВА и из архива И. Ф. ПОПОВА
